Андрей Россохин. Ларс фон Триер для укрепления психического иммунитета.
Новый фильм датского режиссера Ларса фон Триера «Дом, который построил Джек» рассказывает о нескольких эпизодах из жизни серийного убийцы. Картину, которую высоко оценили многие кинокритики, но не все зрители принимают с восторгом, по нашей просьбе посмотрел психоаналитик Андрей Россохин. (Внимание: текст содержит спойлеры.)
Ларс фор Триер снял фильм не про какого-то конкретного серийного убийцу. Герой картины, американец Джек (блестящая работа актера Мэтта Диллона) — это собирательный образ. Джек много лет изощренно убивает своих жертв, а теперь в разговоре с невидимым собеседником рассуждает о философии искусства умерщвления.
По сути, режиссер рассказывает нам историю человека, чье влечение к смерти оказывается столь сильным, что захватывает сначала его самого, а постепенно уничтожает жизни других людей. Джек обитает в одном из двух уединенных мест: в морозильной камере, куда он сгружает трупы, и на красивой поляне у берега озера, где он безуспешно пытается построить себе дом.
Безобразное (камера) и прекрасное (природа) одинаково безжизненны и безлюдны. Живой человек не способен жить в ледяном морге. Режиссер намекает на то, что Джек и сам постепенно становится внутренне окоченевшим трупом, как и его жертвы.
Мир, в котором Джек существует, лишен всех признаков жизни. Он не способен любить, сопереживать и вообще что-либо чувствовать. Но таким Джек становится не сразу. Триер гениально показывает его трансформацию в ходячий труп.
В самом начале его герой еще способен воспринимать других людей как отдельных живых существ, из плоти и крови. Первая жертва (в исполнении Умы Турман) сама бессознательно провоцирует его на проявление смертоносной агрессии. Но поначалу он сопротивляется этому внутреннему импульсу.
Психически нездоровые люди могут наносить себе раны, порезы, чтобы увидеть кровь, ощутить боль и понять, что они живые
Первое убийство, как и второе, оказываются в фильме самыми кровавыми, и это неслучайно. Кровь — это признак жизни. Джек пытается с помощью чужой крови «согреться», испытать что-то, почувствовать себя живым.
Будучи ребенком, он отрезал кусачками лапу маленькому утенку (ребенку — «самому себе»). Психически нездоровые люди могут наносить себе раны, порезы, чтобы увидеть кровь, ощутить боль и понять, что они живые.
Джек же, желая хоть что-то почувствовать, калечит других. Сначала навязчиво зачищает следы крови после убийства. Он называет это компульсивным синдромом. Пока еще в нем сосуществуют два влечения: и к жизни, и к смерти. Одно «Я» героя пытается оживить себя с помощью крови своих жертв, а другое пытается уничтожить следы крови, а значит, следы жизни вокруг себя.
У него еще остается желание и страх наказания. Но с каждой новой жертвой Джек убивает и самого себя — то последнее живое, что в нем еще остается. Переломный момент в фильме показан в виде дождя, смывающего все кровавые следы после второго убийства. Во всех последующих эпизодах кровь (признак жизни) отсутствует. Исчезает и компульсивный синдром. Ледяной холод заполняет Джека целиком, и влечение к смерти в нем побеждает. Люди окончательно становятся для него объектами, материалом для творчества Смерти.
Вердж, невидимый нами собеседник Джека, подсказывает герою, что у него есть единственный шанс построить дом: предоставить жертвам (то есть самому материалу) сделать это. Так возникает дом, сотворенный из мертвых тел. Из него есть только одна дорога — прямо в ад. Фантазия о материале, который творит за своего автора и управляет им, отсылает нас к идее бессознательного, полностью затопившего сознание. Когда этот материал (смертоносная часть бессознательного) тотально подчиняет себе человека, чье сознание исчезает, то он превращается в существо, подобное Джеку.
Зачем нам нужны такие фильмы?
Режиссер показывает, как влечение к смерти захватывает человека и утягивает за собой множество других людей, уничтожает жизнь вокруг. Такое влечение есть у каждого человека. Но нам страшно осознавать глубины своей агрессии, поэтому фильмы, подобные «Дому, который…», вызывают у многих отторжение.
Зачем смотреть картину, которая переполнена шокирующими злодеяниями героя-садиста, сценами жестокости и насилия? Этот фильм, как и любая классическая трагедия, служит для нас вакцинацией против вируса собственной агрессии и насилия.
Зачем нам видеть, как Отелло душит и закалывает Дездемону? Почему мы должны переживать трагедию Медеи, убивающей детей, смотреть страшные кадры Освенцима? Быть человеком — это значит быть способным перерабатывать свои вторгающиеся из бессознательного деструктивные импульсы таким образом, чтобы они не причиняли катастрофического вреда другим людям.
Для этого наше сознание должно быть с ними знакомо и иметь силы их переплавить в нечто менее разрушительное — хотя бы в словесно-эмоциональную разрядку. Ругаться — не значит убивать. Лучшее же решение — выражение этих сил в тексте, музыке, живописи. Проживая трагедии в своей фантазии, мы вырабатываем определенный иммунитет к «инфекциям», понемногу обретаем знание о «вирусах», начинаем лучше осознавать, к чему приводит разрядка агрессивных эмоций в действиях, когда материал — ярость, ревность, нож — начинает управлять человеком.
И эта болезненная встреча с вирусом разрушения в фантазийной форме позволяет нам запустить защитный механизм сублимации, который сродни психическому иммунитету. Вместо отыгрывания в действиях своих агрессивных эмоций мы формируем способность их творчески трансформировать в продукты искусства Жизни. Так влечение к жизни побеждает влечение к Смерти.
Трагические сюжеты помогают нам встретиться с Джеком внутри себя, с нашими агрессивными чувствами и разрушительными желаниями
Человек, которому трудно смотреть этот фильм, скорее всего, боится не этого конкретного маньяка, а чего-то в себе. В картине есть метафора отсека в морозильной камере, который Джек долго не может открыть. А когда открывает, видит пустое помещение. Там он и строит дом из мертвых тел, свою дорогу в ад. Это помещение — метафора самых темных уголков нашей души. Нечто неизведанное внутри нас, с чем мы боимся встретиться. Трагические сюжеты помогают нам встретиться с Джеком внутри себя, с нашими агрессивными чувствами и разрушительными желаниями.
Но вакцинация против агрессии — это только половина задачи, которую решает Триер. Агрессора не бывает без жертвы, это две стороны одной медали. Быть жертвой значит или провоцировать другого становиться агрессором, или безропотно отказываться защищать себя. Фильм — это и вакцина против состояния жертвы, бессловесной, принимающей, покорной. Это протест против желания агрессора видеть в тебе объект, материал. И для того, чтобы суметь противостоять, сказать «нет», нам нужно войти в контакт со своей агрессией. Научиться использовать ее в целях жизни, а не смерти.
Во многих рецензиях на фильм отмечается, что Джек — автопортрет режиссера, что он и есть Ларс фон Триер, который в одном из своих интервью говорил, что он убивает. Думать так большая ошибка. Имея колоссальную внутреннюю силу заглядывать в самые дальние камеры влечения к Смерти, он в отличие от Джека убивает не в реальности, а в фантазии, в текстах и фильмах. Он творит, вместо того чтобы убивать или быть жертвой. И предлагает зрителям быть сотворцами его искусства. Творчески сублимируя влечение к смерти, режиссер щедро делится с нами жизнеутверждающей силой искусства, усиливающей наш психический иммунитет и способность быть человеком.