Сальма Хайек: Мы сами выбираем свою роль.
Oна маленькая и мускулистая и действительно звезда – во всяком случае, она блестит буквально. У нее яркая кожа, сияющие глаза, гладкие блестящие волосы. Жесты и взгляд быстрые, весь ее образ не предполагает разночтений: эта женщина – сгусток энергии, она неутомима и не позволяет никому и ничему застать себя врасплох. При телефонном разговоре она, не подумав и секунды, назначила мне встречу в ресторане на берегу. Довольно далеко от Лос-Анджелеса. Но вовсе не потому, что боится папарацци, а потому что из этого ресторана особенно прекрасный вид на океан. А она без океана жить не может. Она выросла на побережье, и океан – та детская привязанность, с которой она так и не рассталась. По кухне место тут непритязательное, но вид… Вид исключительный даже для южнокалифорнийских просторов. «Вот именно! – поддерживает мое наблюдение Хайек. – Здесь океан настоящий. У него всего один берег – тот, на котором мы с вами… Я люблю смотреть на океан, люблю в него входить, люблю его глубину – я ведь дайвер. В океанской воде почти не чувствуешь гравитации». Она сняла солнечные очки, будто боится, что они помешают ей видеть океан таким, какой он есть. В этом жесте вся Сальма Хайек: она стремится видеть мир таким, какой он есть, она равнодушна к мифам, героизации, всеобщим правилам. Впрочем, сила земного тяготения – едва ли не единственное правило, которое ей не под силу нарушить.
Psychologies: Вы способны на решительные действия: бросили карьеру телезвезды в Мексике ради неясной перспективы в Голливуде, отказывались от ролей ради собственной продюсерской деятельности, наконец, стали матерью в 41 год… Как думаете, какой будет ваша жизнь лет через десять?
Сальма Хайек: Да я категорически не думаю об этом! Будущее для меня – тайна и должно ею оставаться. Потому что я к жизни отношусь как к месту действия скрытых сил, где все возможно и все неожиданно.
Но ведь есть же объективные факторы, сообщающие будущему кое-какие приметы. Возраст, например. Вам сегодня 42…
С. Х.: Возраст закроет для меня какие-то возможности? Конечно. Но откроет другие. Я не боюсь стареть, не собираюсь воевать за молодость, волноваться об увядающей коже. Люди, зацикленные на возрасте, живут – будто в тюрьме сидят. Неустанно следят за сроком «отсидки». И главные отношения, в которых они пребывают, – отношения с собственным возрастом. Жалкое же состояние! А для меня нет разницы, 25 или 45. Для меня есть только вот этот нынешний год и этот возраст. Его секреты и его открытия. Бегство от старости сродни роковой борьбе наших современниц за худобу, на которой настаивают современные стандарты красоты. Я считаю, что одержимость внешними требованиями – главная трагедия женщин. Когда я ждала Валентину, я стала огромной. Просто страшно поправилась. Но мне нравилась беременность, нравилось состояние ожидания того, что явно принадлежит к самому важному в жизни. Я была счастлива и думала: если это нужно для ребенка, значит, все нормально. Нам дано такое тело, что мы можем создавать новую жизнь и потому быть почти наравне с Богом, а на деле именно своего тела и боимся, и стыдимся, и одержимы его совершенствованием…
Анекдот с бородой
Как и многие реалисты, Сальма Хайек – прирожденный комик. Свой эксцентрический талант ей удается реализовывать чуть не в каждой, даже трагической роли. А уж комедии с ней просто незабываемы. Кто из видевших может забыть ее музу Серендипити из «Догмы» Кевина Смита? Благодаря режиссеру Полу Уицу в будущем году мы увидим Хайек в «семейном фантастическом хорроре» «Цирк уродов» в роли бородатой женщины, переживающей бурный (но не кроваво-страстный) роман с вампиром. Фильм снят по знаменитой в англоязычном мире книге страшилок-ужастиков для детей Даррена Шэна.
В. Б.
Неужели и вы стыдитесь?
С. Х.: А чем я отличаюсь от других женщин? Каждый раз когда мне надо появиться на публике, это стресс. Я должна улыбаться миллионам глаз, а мне не до улыбок. Как на мне сидит платье? Прилично? Элегантно? А косметика не поплывет? Мы с юности запрограммированы вести войну с самими собой за то, чтобы считаться хорошенькими. Как, собственно, и за счастье. Ведь ты обязательно должна стать счастливой, причем определенным образом. Ты обязана сделать карьеру, быть худой и ухоженной, замужем за успешным мужчиной и к тому же иметь детей, лучше – гениально одаренных. И если хоть один элемент из комплекта выпал, все, ты неудачница. В результате, когда ты встречаешься со своим счастьем, ты его не заметишь, не распознаешь – оно же не соответствует предписанной комплектации! Более того: бог в помощь женщинам, которые достигли всего вышеперечисленного, – именно этого им и не прощают.
Сальма Хайек (Salma Hayek)Вы не терпите стандартов?
С. Х.: К черту их все! Начнут еще наряду со стандартом веса диктовать нам и стандарт роста! Я-то знаю, что это такое: я все детство страдала из-за того, что коротышка – всего 157 см. У нас в Мексике вообще считалось, что правильно быть высокой светлоглазой блондинкой. Что имеет классово-этническое объяснение: мы – метисный народ, плод колонизации, и быть высоким и светловолосым означает принадлежать к европейцам-колонизаторам, а не к индейцам, чернявым и маленьким, к победителям, а не к побежденным.
Но вы, красавица, вряд ли страдали от этого!
С. Х.: Я же говорю, что никоим образом красавицей не считалась! Темнокожая брюнетка и ниже всех в классе. Нам даже внушалось, что маленький рост – это патологическая деформация скелета, представляете? Я страдала – меня же дразнили. Мозги мне папа на место поставил. Мне было лет 13, я прихожу из школы, рассказываю, что меня дразнят, а он очень спокойно говорит: «Мне кажется, ум не измеряется от пяток до макушки, ум измеряется от макушки до бесконечности». Я как-то сразу успокоилась – поняла, что на самом деле имеет значение, а что нет. И надо решить, чего ты ищешь в жизни. Ты хочешь счастья или ты хочешь нравиться?
Какой отпечаток на вас наложила среда, в которой вы росли, – привилегированный слой общества?
С. Х.: Дело доходило до смешного. Мне было 12, и путем скандала, чуть ли не голодовки, я все-таки убедила родителей отправить меня учиться в США, в католическую школу. Но продержалась я там недолго. Во-первых, сбегала и путешествовала по окрестностям, а во-вторых… Понимаете, я не знала, как ухаживать за собой, как постель застилать, как стирать – я же из богатой мексиканской семьи, у меня всегда были служанки! Вот я и нашла себе горничную среди младших монахинь. А когда сестры старшие об этом узнали, меня и выгнали. Вообще, я росла в очень религиозной семье – мой отец араб, но католик по вероисповеданию, его родители приехали из Ливана, потому что там с ростом активности ислама стало трудно сохранять свою веру. Но я довольно скоро поняла: религия (церковь, но не вера!) – один из способов манипуляции человеком. А для меня уже лет в десять стало невозможно быть объектом манипуляции. В результате в церковь я ходила под семейным конвоем. Потом начала серьезно заниматься спортивной гимнастикой, а когда дело дошло до выбора спорта как карьеры, отец воспротивился, сказал: не позволю своей дочери лишить себя детства. Я кричала, плакала, но он стоял насмерть… Не знаю, может, потому, что действительно не хотел расставаться со своим ребенком, – ведь мне пришлось бы уехать из дому. Или потому, что хотел продлить свою ответственность за меня, уберечь от ошибок… А может, просто так было принято: решает мужчина.
Принятое в вашем детстве доминирование мужчин, воспитание в этом духе как-то сказалось на вашей жизни?
С. Х.: Наверняка! Во всяком случае, я давно убедилась: мне нужен мужчина покрепче. А кроме того, я, наверное, всегда пыталась избежать мужского доминирования на своей территории, в пространстве моей жизни. Даже если мужчина безусловно главенствовал в моем сознании! То есть эта до сих пор вбиваемая в голову женщинам дикая доктрина – что они ничто, пока в их жизни нет мужчины, – для меня не работала никогда. Я всегда была убеждена, что отношения, которые чего-то стоят, возможны, только если я крепко стою на ногах. Развиваться можно, только если ты сам оцениваешь себя, а не смотришь на себя глазами другого, пусть и любимого.
Замуж за отца своей дочери вы вышли только через год после ее рождения…
С. Х.: К официальной стороне вопроса я отношусь прохладно. Понимаете, для многих брак – это подтверждение того, что тебя ценят. Нет брака – значит, и не ценят. Да и вообще любовь, власть эротического над нами так преувеличена! Знаете, я вошла в ту жизненную фазу, когда сентиментальная часть – интенсивный роман, ухаживания, все эти брачные танцы самцов и самок – уже перестает быть тем, что движет отношениями. Теперь я вижу захватывающую интенсивность в другого рода контактах. И переживаю куда более интересный роман – с самой жизнью.
И теперь вы активно выступаете против домашнего насилия?
С. Х.: Да, потому что его причина во многом в самих женщинах – каждая третья американка страдает от насилия в семье, и это идет от стандартов, въевшихся в нас с детства. Почему так много женщин низко ценят себя? Я стараюсь помогать таким женщинам, может быть, из эгоизма – из желания понять…
Вы считаете себя состоявшейся, влиятельной, сильной?
С. Х.: Да я была куда сильнее, когда приехала в Голливуд из Мексики, без связей, без вида на жительство, вот когда я была действительно сильной! Я знала английский в ресторанном объеме, как его может знать девушка из состоятельной мексиканской семьи. И в Лос-Анджелесе я осознала, насколько ограничен мой английский. И что его будет не просто трудно выучить – нет, выучить его будет невозможно. У меня всегда будет этот акцент, с которым я и сейчас с вами говорю. Из-за него все как один в США говорили мне: Сальма, даже не ждите серьезных ролей, потому что акцент ваш всегда будет напоминать и продюсеру, и зрителю об их горничной, о няне их детей, о кассирше в супермаркете. Кто даст вам приличную роль? Но вопрос, смогу ли я стать актрисой в Голливуде, у меня даже не возникал.
Личное дело
- 1966 2 сентября в Мексике в городе Коацалькоалькос, в семье Сами Хайека, директора нефтяной компании, и Дианы Хименес, оперной певицы, родилась Сальма Вальгарма (спустя 9 лет родился ее брат Сами).
- 1978 Отправлена в католическую школу в Луизиане (США), откуда через два года исключена.
- 1983 Учится в Ибероамериканском университете (Мехико), бросает учебу через год.
- 1989 Главная роль в телесериале «Тереса» делает ее звездой.
- 1991 Учится в знаменитой актерской школе Стеллы Адлер (Лос-Анджелес, США).
- 1993 Первая роль в Голливуде – в фильме «Моя безумная жизнь» Эллисон Эндерс.
- 1995 Роль в «Отчаянном» Роберта Родригеса (позже она снимется в его картинах «От заката до рассвета», «Факультет», «Дети шпионов», «Однажды в Мексике» и альманахе «4 комнаты»).
- 1997 На съемках фильма «Горбун из Нотр-Дама» Питера Медака начинает личные отношения с актером Эдвардом Эттертоном.
- 1999 «Догма» Кевина Смита; начинает серьезные отношения с актером Эдвардом Нортоном (они будут вместе четыре года).
- 2001 Основывает собственную кинокомпанию Ventanarosa.
- 2002 Исполняет главную роль и выступает продюсером фильма «Фрида» Джули Теймор (номинация на «Оскар»); основывает фонд Salma Hayek Foundation для помощи женщинам, попавшим в тяжелые обстоятельства.
- 2003 Дебютирует в кинорежиссуре фильмом «Чудо Мальдонадо»; роман с актером Джошем Лукасом.
- 2006 «Спроси у пыли» Роберта Тоуна; «Одинокие сердца» Тодда Робинсона; продюсер и актриса в сериале «Дурнушка Бетти», ставшем хитом ТВ США; начинает партнерские отношения с французским миллиардером Франсуа-Анри Пино, главой фэшн-компании Gucci.
- 2007 Рождение дочери Валентины Паломы.
- 2009 Выходит замуж за Пино; роли в ситкоме 30 Rock и фильме «Цирк уродов» Пола Уица.
Не было мысли вернуться домой?
С. Х.: Мне некуда было возвращаться. В Мексике не было киноиндустрии. Я стала там телевизионной, «мыльной» звездой очень быстро и начала приносить доходы. А когда ты доходна, никто не задается вопросом, какая ты актриса, хороша ли ты. Я же должна была узнать, какая я актриса, хотела сниматься в кино и потому поехала в Мекку кино. Да, были моменты отчаяния, и ярости, и жалости к себе. И деньги кончились… Но я начала работать. И даже обрела известность. И вдруг поняла: мне не нравится то, что я делаю, и те роли, которые я играю. Я ехала в Голливуд не за ними, не за известностью. Не это было моей мечтой. И тогда я поняла, как отличить исполнение мечты от просто успеха. Когда процесс работы для тебя важнее результата, когда ты получаешь удовольствие от процесса – мечта сбылась. А если ты ждешь результата – работаешь на мечты кого-то другого, не свои. Вот и все.
Что разрешило ваши сомнения?
С. Х.: Не что, а кто. Звонок Элизабет, жены и продюсера Роберта Родригеса. Она предложила роль в «Отчаянном»… Которую я провалила! Ну почти провалила…
Пожалуй, вы одна в мире так оцениваете эту вашу роль.
С. Х.: Вот что значит компетентность! Но, вообще-то, все было более чем серьезно. Я не могла сыграть откровенную любовную сцену: на каждом дубле ударялась в слезы. Вместо запланированного часа съемка заняла восемь. Роберт был вне себя, убеждал, кричал, потом шипел, что выгонит меня и глазом не моргнет. Называл кисейной девой… И был прав. Но я никак не могла раздеться перед камерой, съемочной группой и миллионами зрителей в перспективе. Не могла! Я видела перед собой папу и брата. И бабушку. Все во мне протестовало. Сила воспитания. Всю сознательную жизнь презирала католическое лицемерие в отношении к телу, а все равно воспитание иногда сильнее понимания. Даже мой успех в «Отчаянном» испугал меня. Вышел фильм, читаю рецензии, а там: Сальма Хайек – секс-бомба. Не скажу, что я в восторге от подобной оценки. Оценка по шкале сексуальности – недооценка личности. Но пытаться преодолеть свое воспитание иногда необходимо. Если ты хочешь расширить свой мир, надо делать шаги за пределы той территории, которую для тебя когда-то отвели.
Какую территорию вы собираетесь отвести своей дочери? Как воспитываете ее?
С. Х.: А вот этого я делать и не собираюсь. Я не буду ее воспитывать. Я живу рядом с ней и буду жить. Буду помогать ей осваивать мир. Буду знающим гидом, а не диктатором. Да она и сама – маленький диктатор. Это уже очевидно: настаивает на своем, гнет всех в бараний рог. И, по-моему, это хорошо. Плохо, когда человек сам готов гнуться. Я собираюсь ей противостоять по мере необходимости и как бы символизировать собой естественные жизненные преграды. А родительской педагогикой заниматься не намерена. Не хочу засорять собой площадку ее опыта.
Вами никогда не руководили материальные или карьерные соображения?
С. Х.: Я же из богатой семьи! Я спокойно отношусь к деньгам. Для меня карьера – максимальная реализация способностей и возможностей. После «Отчаянного» мне предлагали много ролей. Но меня не оставляло ощущение какой-то пробуксовки, бездарно растраченных сил и времени. И тут я вспомнила про мексиканскую художницу Фриду Кало, про то, как я была потрясена ее образом лет в 14. Я сняла с полки ее альбом, внимательно рассмотрела знакомые с детства картины. И не увидела в них ничего нового. Потому что Фрида вся в них, до конца, и входит в тебя целиком и сразу, когда бы ты ни увидел ее работы – ребенком ли, взрослым. Потому что она никогда не боялась быть собой. Настаивала на том, что имеет полное право быть такой, какой она была. Даже свои недостатки почти культивировала. Сросшиеся брови, усики… Я разозлилась. И сказала себе: как ты могла угодить в такую ловушку? Ты что, собираешься умереть «секс-бомбой»? Вот и решила: если нет ролей для таких мексиканок, как я, значит, я сама создам эти роли. Стала продюсером. Сделала «Фриду».
То есть вы убеждены, что решимость не знает преград?
С. Х.: Знаете, был такой нобелевский лауреат по физике Вернер Хайзенберг. Так вот, он утверждал, что наблюдение деформирует объект – примерно так. То есть, смотря на что-то, ты это что-то изменяешь. Мне нравится так думать, даже если это кажется невероятным.