Виктория Яковенко. Джокер: смысл фильма, объяснение, индивидуальный уровень.

Если сказать о фильме «Джокер», что он мне понравился, то это значит ничего не сказать. Отправившись в кинотеатр, я как искушенный зритель смогла сполна насладиться психологически достоверной, стройной и законченной историей. Одновременно с этим, при анализе у меня сложилось ощущение, что данное произведение всегда будет больше, чем о нем можно сказать. Мой разбор будет состоять из двух частей, для удобства разделенных на индивидуальный и социальный уровень.

Сразу хочу оговориться, что я не буду касаться психиатрической стороны вопроса. Во-первых, потому что не компетентна в этой сфере, во-вторых, три источника в интернете дали мне три разных психиатрических диагноза для Артура, поэтому я оставила всякие попытки в этом разобраться.

На протяжении практически всего фильма, вплоть до окончательного рождения Джокера, Артур страдал. Этим страданием пронизано все в изображенной в фильме реальности и это страдание невозможно не чувствовать в зрительском зале. Мы видим как тяжело ему выносить не только условия труда и отношение с близкими и знакомыми, а в принципе как тяжело ему выносить само свое существование. Для себя я выделила два аспекта страдания Артура, которые очень связаны друг с другом, но чтоб облегчить восприятие, я представлю их по пунктам.

  1. Запрет на страдание. Архетип клоуна. Артур с детства получает четкую установку от матери: ты должен быть всегда счастлив. Его прозвище «Радость» говорит о стойком материнском послании, которое закрепилось как жуткое жизненное кредо, установка,

 непоколебимый интроект – я не должен никогда страдать, я всегда должен улыбаться. Эта установка разрушительна сама по себе, поскольку является причиной формирования страдания. К слову, в основе маникально-депрессивного типа характера лежит похожий запрет. В таком случае, запрет на печаль и страдание не дает возможности человеку прожить эти чувства сполна,  чувства, которые являются неотъемлемой частью нашей жизни, и при этом, они все равно проживаются хроническим фоном, за который человеку стыдно, ведь он никогда не должен грустить, он виниться за то, что он никак не может стать счастливым. В одной из сцен, перед убийством матери Артур говорит «я не был счастлив не единой секунды своей жизни». Этот жуткий замкнутый круг сам по себе порождает еще большее страдание. Запрет матери на печаль отчетливо видно в навязчивом смехе, который легко можно спутать с рыданием. Артур не может позволить себе  плакать без смеха.

Это страдание отчетливо видно в начальной сцене фильма, где Артур пытаясь раскрыть свой рот в улыбке не только причиняет себе боль, но и плачет. Своеобразный вид мазохизма, который говорит: я должен заставить себя смеяться, когда мне не хочется жить. Подобная форма несоответствия чувств нарисованной на лице маске является характерной чертой клоунов. Все мы знаем грустные истории о веселых клоунах, которые прячут за маской свои слезы, которые в жизни, только снимая грим и уходя со сцены, становились унылыми или злыми. Об архетипе клоуна отлично описано в книге Энн и Бари Улановых «Ведьма и клоун». Одержимость архетипом клоуна мы можем наблюдать у Артура Флека.

     2. Страдание как продолжение детства. Если внимательно наблюдать за поведением Артура, то можно как будто выделить несколько ярких состояний, отличающихся друг от друга: условно детское и условное взрослое.

Условно детское состояние.  Когда Артур говорит с другими людьми, он старается быть вежливым, и его речь звучит как речь ребенка. Он как будто пытается заслужить благосклонность, но его всячески пинают в ответ. Его речь по-детски наивна и он по-детски наивно просит одобрения и поддержки от достаточно агрессивного мира.

Артур пребывает как будто хронически в страдании, страдании постоянной фрустрации, невозможности получить любовь от мира, на который он проецирует родительские фигуры. Поскольку его детство было омрачено психически нестабильной матерью, очевидно холодной, живущей в своем иллюзорном мире, и жестоким отчимом, избивающим его, то Артур не получил не только нужного для ребенка тепла и заботы, которые дает мать, но и отцовского поощрения и внимания. Подобная незавершенная ситуация детства способствовала застреванию на соответствующей стадии развития, где он, будучи уже взрослым 40 летним мужчиной, жаждал от мира тепла и заботы. Материнского принятия и любви, которую он не может получить от коллег, начальника или ближайшего окружения, отцовского поощрения – о котором он фантазирует или требует от новоиспеченного отца. Он обходится с миром как ребенок, требуя принятия и поддержки, но мир ведет себя так же как его отвратительные родители, он бьет, отвергает, обесценивает и показывает Артуру, что он пустое место.

По сути Артур развернул на мир свой глобальный перенос, продолжая чувствовать себя беспомощным и глубоко уязвимым, подобно ребенку, который не может защитить себя от агрессивного отчима, разбивающего ему голову и приковывающего к батарее.

Условно взрослое состояние – это проявляющаяся злость в ситуации фрустрации и безысходности. Когда Артур начинает говорить в таких ситуациях, то он перестает восприниматься ребенком, он говорит осмысленно и в нем сразу видишь взрослого человека. Злость дает ему не только ощущение, что он есть, но и вырывает его из того хронического страдания, которое он переживает, дает совершенно другие ощущения. Как раз на злости и внутренней агрессивности строится сепарация подростка от родителей. Но важным аспектом этого отделения служит осознание подростком своей ответственности и способности опираться на себя, на свое Я. У Артура же все сложилось иначе, но давайте по порядку.

Артур не выражает гнев напрямую, он бьет баки или бьет автомат на работе. Адресаты его злости не получают обратной связи. Его фантазии о суициде, это агрессия, которая не направляется в мир, а возвращается на себя. И эти фантазии вроде реализуют не только его желание быть увиденным, отзеркаленным, придать смысл своей жизни хотя бы через смерть, но и возможность разрядить эту купированную агрессию. И как мы видим в итоге, даже планы покончить с собой на шоу у Мюррея Франклина переворачиваются убийством ведущего, он направляет уже непропорциональную дозу деструктивности на своих обидчиков.

Режиссер Тодд Филипс в одном из интервью отметил, что в картине представлено три вида смеха Артура. Я условно наделила их следующими названиями:

Патологический смех – это реакция на оскорбления и унижения, это боль/печаль/слезы, которые не могут проживаться напрямую из-за полученного от матери запрета на страдание, смех, который легко спутать с рыданиями.

Смех как социальное приспособление – это смех, который изображал Артур в ситуации адаптации к обществу.

Когда смеялись остальные с шуток, которые он не понимал, он сразу же включался в этот смех, резко прерывая его, выходя из социального окружения.

Пытаясь понять образ Артура, у меня в определенный момент появилось отчетливое ощущение, что отчаянно пытаясь рассмешить своих зрителей, Артур на самом деле пытался рассмешить себя. Обрести зеркало, в котором он смог бы отразиться и почувствовать, что он существует, что он есть.

Безумный смех – это прорыв счастья и злости, когда Артур прекратил свое страдание разрушением объектов, которые, по мнению Джокера, были его причиной. Разрушая и убивая эти объекты, он начинает чувствовать подлинное жуткое счастье, он вроде находит то, что его смешит по-настоящему. Конечно же, это уже полное затопление слабого Эго Артура его деструктивной Тенью.

Никто из зрителей не остался равнодушным моменту, когда Артур спускается по лестнице, непринужденно танцуя. И правда, для каждого фильма характерным является кульминация развития персонажа, перелом, когда он готов действовать, когда в нем что-то ломается или перестраивается и герой становится тем, кем он должен стать, кем его вынуждают стать обстоятельства, в которые он попал. Так мы наблюдали взрыв радости Эльзы (Холодное средце), разочарование Фуриосы (Безумный Макс), решительность Реда (Побег из Шоушенка) и так далее. Здесь же, зритель, ощущая освобождение персонажа и чувствуя, что персонаж достиг своей кульминации, должен быть осторожен в своих переживаниях, ведь большой уловкой этой кульминации является освобождение персонажа его безумием. Затапливание сознания накопившимся деструктивным материалом, от хронического чувства фрустрации. В этом месте зритель может чувствовать замешательство, ведь внутренние ощущения говорят об освобождении персонажа, но при этом действия его ужасают. Именно по этой причине я считаю этот фильм уникальным в своем роде, поскольку позволяет прочувствовать дуалистичность мира и зла в нем. Подобная проблема поднимается в фильме «Клетка», где психически

больной маньяк впадает в кому и чтобы выяснить информацию о его последней жертве, психотерапевт подключается к его подсознанию. Там она находит внутренний прототип жестокого маньяка и маленького невинного мальчика, который прячется в глубинах психики. Смертельно ранив маньяка, эта же рана отображается на теле того внутреннего безобидного ребенка. Это вроде отчетливая иллюстрация того, что человек не может быть олицетворением абсолютного зла, как и добра впрочем. Человеческая жизнь и природа сложнее, но наше восприятие жаждет выбрать четкий полюс, поскольку неопределенность и дуалистичность невыносима.

В отзывах к фильму я находила два лагеря спорящих комментаторов,  лагерь тех, кто сочувствовал Джокеру, и лагерь тех, кто стыдил первых, указывая на его жертв. Именно по этой причине, я бы рекомендовала фильм «Джокер» не для широкой аудитории, а для тех людей, которые способны осознать всю сложность и дуалистичность изображенного персонажа.

У Артура, как мы можем наблюдать, достаточно слабое Эго, незрелое даже в чем-то инфантильное. Поэтому теневые вытесняемые аспекты смывают его, затапливая уже трансформировавшимся архетипом, страдающий клоун превращается в безумного Клоуна-Трикстера, которому ни по чем законы, правила и мораль. Он мстит за страдающего клоуна, и конечно же, легкость безумия пленительна, легкость, которую он доселе не чувствовал.

Поэтому мы отчетливо можем наблюдать героя, который противостоит Джокеру, противостоит сумасшедшему клоуну-трикстеру. Это прямая противоположность архетипу безумного эмоционального шута – безэмоциональный герой, образец благородства и мужественности. Вот почему эта пара героя и злодея так гармонично смотрится на экране, они являются прямым дополнением друг другу. Не зря ведь часто в сюжетных линиях этих двоих Джокер пытается вызвать у Бэтмена чувства и «развести» на эмоциональную реакцию.

К слову, в некоторых комментариях мужчин к фильму можно было увидеть утверждение, что этот фильм отвратителен и отвратительны все, кому он понравился, отвратителен режиссер и актеры в нем сыгравшие. Предполагаю, что именно сущность клоуна (неидеальная и не мужественная) могла вызывать такие переживания.

Итого, фильм «Джокер» — это яркая и в то же время гремучая смесь сопереживания, отвращения, депрессии и злости катком прошедшая по зрительским душам, гремучая смесь от безумного клоуна, который заставил вспомнить каждого о собственном

страдании, но который так и не смог адекватно справиться со своим.