Братья Коэн: Мы не знаем, кто мы.
Мы не знаем, кто мы. Пускай другие решают.
Автоответчик в нашем офисе говорит: «Вы дозвонились в офис Серкл Аризона при Серкл Продакшн, относящуюся к группе Хадсакера, Хадсакер Индастриз и фонду содействия нелегальной иммиграции имени Хадсакера, каковые находятся под общим мудрым управлением головного офиса Хадсакера. В данный момент никто не может подойти к телефону. Оставьте, пожалуйста, свое сообщение, и мы вам непременно перезвоним». Большинство людей не дослушивали это сообщение даже до середины. Но был один человек, который оставил нам ответ. Он сказал: «Господи Боже, я, похоже, ошибся номером. Я звоню из Буэнос-Айреса и только что потратил на звонок кучу денег. Но, это того стоило».
Мы были бы предельно счастливы никогда больше не отвечать ни на один вопрос, касающийся того, как мы работаем вместе. Причин у нас две. Во‑первых, мы отвечаем на эти вопросы уже больше 20 лет. Во‑вторых, вряд ли наши ответы могут быть кому-либо интересны. Тем же, кому они интересны, мы можем порекомендовать прочитать любое из нескольких сотен наших интервью, которые мы дали за последние 20 лет. Тот, кто прочитает любое наше интервью до конца, никогда больше не задаст такой вопрос.
Все видели, как мы работаем. Никакого волшебства тут нет.
Мы слышали, что наши фанаты создают клубы, где обсуждают наши фильмы и пытаются расшифровать то, что в них якобы зашифровано. Рано или поздно этих людей ждет жестокое разочарование. И если кому-то в ближайшие пять лет захочется нас убить, то таким человеком станет кто-то из этих клубов.
Есть люди, которые наблюдают за нашей работой с самого начала. Это последние люди, кого бы нам хотелось разочаровать.
Большинству из того, чему мы научились в жизни, мы научились между двумя нашими первыми фильмами — «Просто кровь» и «Воспитание Аризоны».
Снимать фильмы — это дело молодых. Конечно, было бы здорово продолжать снимать фильмы и через 20 лет, и через 30. Это забавно. Но мы видим, как многие наши друзья, которые занимаются кино намного дольше нас, без каких-либо видимых причин не могут даже приступить к съемкам.
Когда ты смотришь на различных режиссеров, ты видишь, как они постепенно замедляются, и как фильмы даются им все сложнее и сложнее. Возможно, вещи и правда становятся иными, когда ты становишься старше. Не хотелось бы думать, что это случится с нами.
Очень скучно наблюдать за тем, как какой-нибудь режиссер, уютно расположившись в кресле, часами напролет заливает про свое кино. Если бы нас посадили в такое кресло, мы бы даже не знали, что сказать.
Нам не нужна никакая творческая виагра для того, чтобы делать то, что мы делаем. Со всей ответственностью заявляем, что пока мы полностью обходимся без химической помощи.
Больше всего мы боимся посредственности.
Нам невероятно повезло, что мы можем делать такие фильмы, какие захотим.
Когда ты пишешь сценарий для студии, тебе приходится постоянно думать о том, как оправдать ожидания твоего работодателя. Совсем другое дело, когда ты пишешь сценарий для себя, пытаясь оправдать собственные ожидания, и сам себе приходишься работодателем, критиком и цензором.
Мы всегда уважали Стэнли Кубрика за то, что он научился дурить систему.
Дрались ли мы когда-то? Интересный вопрос.
Мы никогда не совершали преступлений. Только однажды сперли пепельницу из Белого дома.
Основная причина, по которой все наши преступники изображены недотепами, — это наш личный протест против голливудского штампа: плохой парень — это всегда профессионал, который контролирует каждый шаг. Но в жизни все иначе. Большинство преступников относятся к тем слоям общества, которые наиболее плохо приспособлены к жизни. Вот почему их так часто ловят.
У нас нет никакой особой привязанности к теме похищения людей. Мы просто следуем за развитием истории. И если история приводит нас к похищению — мы тут как тут.
Вот вопрос: к чему ведет прием, когда что-то неоднозначное в фильме вдруг становится совершенно ясным? Ответ прост: это не ведет ни к чему.
Критики всегда более благосклонны к дешевым фильмам, чем к большим голливудским релизам. Чем меньше вы потратили денег на кино, тем меньше они будут придираться. В этом нет логики, но так уж заведено.
За всю жизнь мы ушли, наверное, лишь с одного фильма. Это было «Рождение нации» (фильм 1915 года режиссера Дэвида Гриффита, проповедующий идеи ку-клукс-клана. — Esquire). Адская скука, чуваки.
Когда мы снимали «Бартона Финка», мы получили письмо от Американского общества по предотвращению жестокого обращения с животными. По сценарию в комнате Бартона было множество комаров. Неизвестно, как они получили копию сценария, но в письме содержалось требование предоставить им отчет по тому, как мы собираемся обращаться с комарами. Мы не шутим. К сожалению, это правда.
Сценарий «Бартона Финка» был написан очень быстро. Это заняло не более трех недель. Но мы не знаем, что это значит.
Жизнь должна быть устроена так, чтобы одновременно делать несколько дел. Мы убеждены в этом. С другой стороны, мы такие же, как и все — в нашей лени и желании пойти по наиболее легкому пути. Это состояние не приговор. Оно позволяет каждому делать великие вещи. Самое главное, чтобы все последующие дела, за которые ты берешься, не были бы похожи на предыдущие.
Забавно, но многие люди обвиняют нас в том, что мы слишком снисходительны к нашим персонажам.
Необходимо любить всех своих персонажей, даже самых странных. В конце концов, это твое воображение. Сложно объяснить, каким образом в голове рождается и живет тот, кого ты ненавидишь.
Лебовски был срисован нами с человека, которого мы однажды встретили. Он был членом любительской команды по софтболу (разновидность бейсбола. — Esquire). Мы не сильно изменили его характер в фильме. Нам лишь пришлось заменить софтбол на боулинг. Потому что боулинг — это тот вид спорта, заниматься которым можно будучи пьяным и накуренным.
Главной причиной, по которой мы раньше принимали решение работать с теми или иными актерами, был тот факт, что к тому времени они еще не успели стать звездами. Когда мы снимали «Воспитание Аризоны», Николас Кейдж был никем. Большинство людей, с которыми мы работали, на момент съемок были практически неизвестны.
Исходя из опыта, можем сказать, что название для фильма рождается легко и сразу или не рождается вовсе. В первом случае, вооружившись названием, мы приступаем к съемкам. Во втором — начинаем отчаянно метаться в поисках, когда фильм уже закончен. В этом есть что-то слабохарактерное — когда лишь снятый фильм помогает придумать название.
Нам бы хотелось, чтобы вокруг создания фильмов была хоть какая-то магия. Потому что на самом деле все слишком прозаично.
У нас есть поразительная возможность заставлять птиц делать именно то, что нам нужно. В фильме «Просто кровь» есть кадр, снятый камерой, которая была установлена на бампере машины. Эта машина мчится на полной скорости, и огромная стая птиц взмывает в небо ровно в тот момент, когда мы сказали «пошли». А секундой позже их тени пробежали по дороге.
Самое вонючее место на земле, где нам довелось побывать, — это городок Гари в Индиане. Там как будто говно растворили в воздухе. Или воздух в говне.
Сказать по правде, мы до сих пор чувствуем себя в Лос-Анджелесе туристами.
Снимать фильмы лучше, чем сортировать мусор.