Одержимость и зависимость в творчестве Филиппа Сеймура Хоффмана.
Сегодня американскому актеру Филипу Сеймуру Хоффману могло бы исполниться 53 года, но окончательно в разряд возрастных артистов он перейти так и не смог — по трагическим обстоятельствам. Егор Беликов исследует мотив нарко- и прочих зависимостей в его фильмографии.
«Характерный актер» — неоднозначный термин, вроде бы не вполне имеющий отношение к реальности. Определение «характерный» дается умозрительно, причем всегда в переносном значении — понятно, что речь не о характере личности, а о работах этой личности, ее ролях. Раньше характерными называли актеров с амплуа, четким, предсказуемым и ярко выраженным modus operandi, предопределенным, к примеру, его внешностью. Иногда характерных артистов противопоставляют тем, кто играет более героические роли (хотя и термин «героический» — странный, будто одни персонажи более героические, чем другие — но это повод для отдельного разбирательства). Проще говоря, это противопоставление красивых некрасивым. Актеры, чей зрительский потенциал более очевиден, против тех, кто привлекателен парадоксально и вопреки, кто может даже отторгать. Хотя говорить об этом, конечно, никто не любит.
В интервью Esquire Филип Сеймур Хоффман сказал:
«Но, послушайте, я же довольно привлекательный чувак. Только почему-то никому не приходит в голову описывать меня с привлекательной стороны».
Впрочем, затем добавил:
«Размеры моей головы, пожалуй, и правда ненормальные».
Нетривиально будет сходу описать внешность этого актера — характерного, то есть, безусловно, выдающегося артиста с характером, но все же несводимого вообще ни к какому типажу. Как любой актер без постоянно прикрепленной к нему надоевшей роли (это бывает, например, в больших франшизах, куда Филипа, кстати, брали, — в те же «Голодные игры» — но эта работа его не утомляла), Хоффман менялся от фильма к фильму, худел и толстел, — но без кристианбэйловского драматизма — красил волосы, но при этом не сказать, чтобы его в каком-то фильме сложно было опознать. В кадре он всегда оставался таким гражданином Икс — человеком, выдающимся в своей обычности, полпредом нашего брата на экране, тем, кого можно встретить в лифте офисного центра — по линии этой ассоциации ему, видимо, и доставались постоянно роли всевозможных, поначалу безликих клерков.
«Мне нравится, что мое тело и мой внешний вид позволяют мне играть именно того, кого мне больше всего интересно — любого человека».
Впрочем, об этом, как и о его мощных актерских работах в фильмах Пола Томаса Андерсона, Чарли Кауфмана, Тамары Дженкинс, говорили немало — и прижизненно тоже успели восхвалить по достоинству. Нина Цыркун писала:
«Парадоксальным образом он стал им, вовсе не обладая выигрышной внешностью, а напротив — будучи довольно малозаметным, нешумным, абсолютно земным, а не артистично возвышенным».
Даже Мария Кувшинова прямо в новостном некрологе аккуратно оценивала внешность артиста как «неформатную». Выходит, при всей амбивалентности и силе его хамелеонской способности он в каждую роль неизбежно тащил с собой себя — этого невозможно было не увидеть.
Новое измерение в анализе фильмографии артистов неизбежно появляется после их смерти. Можно поставить где-то точку, например, ретроспективно пересмотреть фильмы, вышедшие посмертно, проследить путь взросления/старения. Хоффман оставил нам, ко всеобщей неожиданности, еще один путь к размышлению, подсветил, сам того, наверное, не желая, неизбежно важный для себя мотив. Он умер 2 февраля 2014 года от передозировки целой смеси веществ, в том числе большого количества героина, который нашли в его квартире: аж несколько десятков пакетиков. Это с учетом того, что ранее в интервью актер рассказывал, как в 22 года оказался в рехабе и навсегда, как тогда казалось, завязал со всем. И спустя десятки лет, уже женатый и с детьми, вдруг сорвался — сначала алкоголь, потом рецептурные обезболивающие с опиоидами. И никакого толкового объяснения тому не приводит даже его вдова, художница по костюмам Мими О’Доннелл:
«Все случилось так внезапно»
— вот и все.
Наверное, никакой анализ не приведет нас к пониманию того, что же творилось тогда в голове актера, который в личной жизни был человеком очень скромным и умеренным — от родных и близких сплошь положительные характеристики, не наблюдалось никакого синдрома рок-звезды. Это, скорее, траурная попытка рассмотреть что-то в глазах ушедшего из жизни любимого артиста.
При этом нужно сразу отметить, что тема одержимости и зависимости вовсе не является лейтмотивом в фильмографии Хоффмана. Наркотики отчего-то почти всегда минуют его героев: даже если и присутствуют в фильмах с его участием, то проходят как-то побоку. Например, в «25-м часе» Спайка Ли он — всего лишь друг наркоторговца (Эдвард Нортон), которого всего на сутки отпускают на свободу перед длительным тюремным сроком. Его герой в «Магнолии» Пола Томаса Андерсона, Фил Парма — медбрат, помогающий прикованному к постели престарелому телевизионному продюсеру Эрлу Пэртриджу, который плотно сидит на морфине. Аналогичный любопытный нюанс с умолчанием зависимости обнаруживается и в фильме «Капоте» Беннетта Миллера, главная роль в котором принесла Хоффману единственный в жизни «Оскар»: для писателя, тяжело переживающего двусмысленную ситуацию, где он своей книгой невольно помогает уходить от казни маньяку-убийце, алкоголь оказывается единственным избавлением от тяжелых мыслей, но сцены с выпивкой максимально нивелированы на монтаже, мы почти не обращаем на них внимания.
Практически единственный фильм, где Хоффман показан за открытым употреблением наркотиков — последняя работа Сидни Люмета «Игры дьявола» (2007). Бедовый финансист, грезящий наяву о прошлых беззаботных днях с женой, проведенных в Бразилии (с этой сцены начинается фильм), повязан на кокаине — потихоньку, на работе, на кабинетной тумбочке, на грани того, чтобы спалиться перед коллегами. А еще — это должно было быть знакомо Хоффману — на героине, который тот получает внутривенно в странном частном хай-тек притоне у андрогинного дилера-психолога. Пожалуй, герой Энди — единственный персонаж Филипа, у которого нет явной мотивировки к тому, чтобы употреблять. Возможно, прямой связи с личностью самого Хоффмана здесь прочертить не удастся: в этой криминально-семейной саге в угоду комплексности повествования (оно полнится флешбеками и ведется нелинейно) предпосылки самих героев купированы, что для Люмета, мастера сценарной проработки, весьма нетипично. Впрочем, как раз сам Хоффман чертит дорожку при помощи кредитной карточки умело, явно со знанием дела, следуя мышечной памяти.
Другой кейс зависимости — правда, не физической и не медикаментозной, а исключительно психологической — Хоффман блистательно продемонстрировал в недооцененной канадской картине «Одержимый» (Owning Mahowny, 2002), которую даже в пределах национальной кинематографии в том году заслонило «Нашествие варваров» Аркана. Она основана на реальной грустной биографии болезненного банковского сотрудника, прикипевшего, что довольно забавно, к старой как мир игре в кости, но на большие деньги, непонятно откуда взятые. Поначалу нас дразнят, обманывают впечатлением, будто этот служащий в кургузом костюме, дешево подстриженный (один из постоянных образов Хоффмана), способен на некую аферу — ограбить банк, где он числится на хорошем счету (стало быть, разбирается в своей работе, гипотетически сможет придумать какую-то схему по выводу капитала и обвести всех вокруг пальца), или же обыграть казино, где его боготворят даже управляющие, ценящие его честность в азартной игре. Но ничего из этого в итоге не происходит: единственная неосознанная цель и закономерный результат растрат — чтобы хоть кто-нибудь — в данном случае, полиция — пришел на помощь и остановил эту грустную бессмыслицу. Хоффман мотается из города в город, бесконечно и безо всякого понимания все ставит и ставит деньги, даже не надеясь отыграться (между делом он через помощника играет на скачках и спортивном тотализаторе — и даже не интересуется, на каких лошадей или клубы уходят его деньги), волнительно потеет, скромно отказывается от казиношных привилегий, которые полагаются ему как заслуженному игроку, врет девушке, недоумевающей по поводу его прогулов. Но его герой ни разу не счастлив, даже, кажется, выигрывая в редкие моменты: ему никогда не нужен результат, его всего лишь не отпускает процесс. Необходимые суммы он просто мелко подворовывал на месте работы, не пытаясь толком это скрывать. Итого получилось больше $10 миллионов. Этот фильм точнейшим образом иллюстрирует схему всякой зависимости — график одолжений у будущего, выполнив который не получишь толком никакой выгоды и даже в процессе не улучшишь свое состояние как экономического субъекта, а сумма пени и побочного ущерба все растет. Разве что наркоманы, в отличие от лудоманов, берут в долг не деньги из тумбочки в офисе, а собственную энергию взаймы у завтрашнего дня, когда должнику снова будет нечем отдавать кредит.
Еще один пример нерезультативной и даже толком не осмысленной болезненной привязанности уверенно показан Хоффманом в еще менее известном фильме «С любовью, Лайза» (2002), также исполненного в жанре непритязательного американского инди-драмеди, украшенного разве что участием самого Филипа, который всегда героически вытягивал подобные картины без особых претензий. Главный герой — очередной не человек, а большой надлом — талантливый программист (сам процесс его работы изображен, как это было заведено в нулевые, предельно дилетантски), который после самоубийства жены, не оставившей предсмертной записки, неожиданно сам для себя привыкает в нервные моменты дышать парами бензина, вследствие чего вырубаться и спать в самых неподходящих для этого местах. Чтобы объяснить вьющийся за ним гаражный амбре, ему приходится даже притвориться увлеченным авиамоделированием — мол, для моделей ему и нужно топливо. Но и в этом ему не удается никуда продвинуться. В итоге, седативный препарат, приобретаемый им в больших объемах на автозаправке, и погубит горе-вдовца — он сожжет дом, когда обнаружит-таки последнее письмо супруги, в котором, впрочем, по-прежнему не найдется никаких объяснений ее фатальному поступку.
Может быть, внутренняя и до поры подавляемая зависимость Хоффмана выражалась в том, что он сам был одержим кинематографом? Кажется, нет. Действительно, он сыграл полсотни разнообразных ролей, наверняка эта работа его завораживала, но болезненного фанатизма в данном направлении он не проявлял. Во всяком случае, такого, который наблюдался в его театральной деятельности, где он и сам много играл, и ставил, и даже управлял своей компанией. В кино же он лишь единожды сам режиссировал фильм — так бывает чаще всего, если дебют в качестве постановщика не удался, и всем сразу это стало понятно, а продолжать не захотелось (случай, например, Джонни Деппа). В смазливо-слезливой мелодрамке «Джек отправляется в плаванье» (2010) грузный Хоффман с длинными волосами, торчащими из-под зимней шапки, привычно всех переигрывает, его личный актерский вклад оказывается весомее даже его же режиссуры. В общем, кинематограф не стал для артиста спасительным прибежищем.
Оказалось, что никакая работа, даже самая мастерская, не забивает пустоту внутри. Именно невидимое несовершенство и делает характерного актера характерным, формирует в нем тот «отпечаток, своеобразие» (если переводить слово «характер» с греческого), которые мы и ищем, а вовсе не внешность, лишний вес или другой очевидный телесный атрибут. Виртуозно изображаемую перед камерой невротичность Филип Сеймур Хоффман нес с собой десятки лет. Таким образом, невосполнимая тяга к запретному удовольствию, среди прочего, определяла его как автора своих ролей. Зависимость, сумрачная сторона человеческой натуры, недостаточно еще исследована художественными методами в кино — чаще всего, авторы не проходят дальше напускной нравоучительности, между делом добавляя простейшие морали в духе Минздрава: мол, дети, пожалуйста, не употребляйте наркотики. Поэтому ненарочное, но все же заметное внимание Хоффмана именно к таким ролям, где его герои имели дело или с самими злоупотреблениями, или с их последствиями, его стремление таким образом через актерский рисунок иллюстрировать и исследовать распад личности — одно из многих несомненных достижений актера, который сам, к огромному сожалению, все же не смог себя победить.